тьма» (Сегодня, 1907, № 328, 20 сентября).
Премьера «Жизни Человека» в Московском Художественном театре (постановка К. С. Станиславского и Л. А. Сулержицкого, музыка И. Саца) состоялась 12 декабря 1907 г. «Успех огромный, — отметил Станиславский в книге протоколов спектаклей, — много вызывали автора, и он выходил. Лично [мне] этот спектакль не дал удовлетворения. Вот почему я был холоден и недоволен собой» (Пьесы, с. 568). Андреевские новации были слишком далеки от традиций психологической драмы, культивировавшихся в МХТ. Не могла Станиславского удовлетворить и стилевая неровность «Жизни Человека», которую Андреев объяснял своими уступками привыкшей к «драматическим местечкам» публике.
В провинции постановки «Жизни Человека» вызвали яростную реакцию черной сотни. После скандала во время спектакля в Одессе, учиненного союзом «истинно русских», оскорбленных «богохульственным» образом Некоего в сером, управление по делам печати разослало циркуляр, предписывавший «дозволять к представлению пьесу „Жизнь Человека“ только в том случае, если добросовестность антрепризы может служить ручательством надлежащего исполнения этой пьесы и если не имеется в виду причин, заставляющих опасаться нарушения порядка во время представления» (Театр и искусство, 1907, № 18, с. 291). Несмотря на протесты в печати, пьеса была запрещена местными властями Одессы, Харькова, Киева, Витебска, Вильны и ряда поволжских городов. Труппы Марджанова и Янова, гастролировавшие с «Жизнью Человека» по стране, понесли из-за этого большие убытки.
В декабре 1907 г. «Общество русских драматических писателей и оперных композиторов» (в его жюри входили А. Н. Веселовский, П. Н. Сакулин и Р. Ф. Брандт) присудило Андрееву за пьесу «Жизнь Человека» премию имени А. С. Грибоедова.
Реакция критики на пьесу и ее театральные постановки была бурной, при абсолютной полярности оценок. Целый поток оскорблений выплеснул на Андреева и его произведение В. Буренин. «Наиболее фиглярствующий из теперешних ломак мнимого новаторства — г. Леонид Андреев, и наиболее шарлатанское из последних произведений этого ломаки — „Жизнь Человека“, — писал критик. — ‹…› Это какая-то виттова пляска в мнимо драматической форме, пляска тем более противная, что она притворная, деланная» (Новое время, 1907, № 11296, 24 августа). Разгромная рецензия Антона Крайнего (З. Н. Гиппиус) была выдержана в иных тонах: «„Жизнь Человека“ Л. Андреева — несомненно, самая слабая, самая плохая вещь из всего, что когда-либо писал этот талантливый беллетрист. ‹…› Л. Андреев еще глубок, когда не думает, что он глубокомыслен. А когда это думает — теряет все, вплоть до таланта. ‹…› Никогда мне не было так жалко Леонида Андреева» (Весы, 1907, № 5, с. 54–55).
Невысоко оценил «Жизнь Человека» и Лев Толстой. «Этот наивный, напускной пессимизм, что не так идет жизнь, как мне хочется… — говорил он. — Я много получаю писем таких, преимущественно от дам. Ни новой мысли, ни художественных образов» (Гусев Н. Н. Два года с Л. Н. Толстым. М., 1973, с. 145).
Обвиняли Андреева и в реакционности, причем главным образом «справа», а не «слева». «Молодая публика, награждающая автора шумными овациями, разве она может, не кривя душою, признать в „настроении“, каким проникнута „Жизнь Человека“, что-либо отвечающее на ее судьбу, на подъем ее души, на ее массовую психику? ‹…› Позволим себе ответить за нее отрицательно», — писал известный романист П. Боборыкин (Слово, 1907, № 334, 19 декабря). Д. В. Философов в своей рецензии прямо и решительно ставил политическое клеймо: «Нечего себя обманывать: „Жизнь Человека“ — одно из самых реакционных произведений русской литературы, и только наивное и бездарное русское правительство может ставить препоны к его распространению. Оно реакционно потому, что уничтожает всякий смысл жизни, истории» (Товарищ, 1907, № 266, 15 мая). Подходили к Андрееву и с позиций психиатрии: «Если он не душевнобольной, то во всяком случае ясно, что он обладает больной психикой. ‹…› Все „его люди“ несчастные, искалеченные нравственно и физически, полуживые мертвецы, и весь мир его — бездонный склеп» (Кубе О. Кошмары жизни. Критико-психологический очерк о Л. Андрееве, Пшибышевском и других современных писателях. СПб., 1909, с. 26–27).
С такими отзывами резко контрастировали выступления А. Блока и А. Белого. «Я не могу забыть того подъема, с которым я читал это замечательное произведение. И когда мне говорят о недостатках, хочется сказать: „Не в недостатках дело“! — писал А. Белый.— ‹…› Как сорвавшаяся лавина проносится перед нами „Жизнь Человека“. Как сорвавшаяся лавина, вырастает в душе гордый вызов судьбе. Как сорвавшаяся, пухнущая лавина растет, накипает в сердце рыдающее отчаяние. ‹…› Спасибо, спасибо художнику, который раскрыл перед нами пропасти бытия и показал перед ними гордого человека, а не идиота. ‹…› „Жизнь Человека“ Л. Андреева принадлежит к тому немногому, на что мы можем с гордостью опираться среди многообразного печатного хлама последнего времени» (Перевал, 1907, № 5, с. 51).
«Да, отчаяние рыдающее, — подхватывал А. Блок, — которое не притупляет чувства и воли, а будит, потому что проклятия человека так же громки и победоносны, как проклятия Иуды из Кариота… И эти вопли будили и будут будить людей в их тяжелых снах» (Блок, с. 108). Блок нашел в пьесе не болезнь, не реакционность и не пессимизм, а «твердую уверенность, что победил Человек, что прав тот, кто вызывал на бой неумолимую, квадратную, проклятую судьбу». «Литературные произведения, — писал он, — давно не доставляли таких острых переживаний, как „Жизнь Человека“. Да — тьма, отчаяние. Но — свет из тьмы ‹…›» (Блок, с. 192).
«Шедевром Андреева» назвал эту пьесу и А. В. Луначарский (Вестник жизни, 1907, № 3, с. 102). Социологическая критика в лице В. Фриче нашла, что «„Жизнь Человека“ — типическая трагедия мещанина, трагедия всего мещанства» (Фриче В. Леонид Андреев (Опыт характеристики). М., 1909, с. 37). Общим местом критических отзывов было сравнение пьесы с русским лубком и европейским символизмом (прежде всего — с произведениями М. Метерлинка), а также указание на ее стилевую невыдержанность, создающую «впечатление как бы обширной пустыни лишь с несколькими оазисами» (Батюшков Ф. Современный мир, 1907, № 3, отд. II, с. 82).
В 4-м альманахе «Шиповника» (СПб., 1908) Андреев опубликовал новый вариант пятой картины «Жизни Человека», предпослав ему обстоятельный автокомментарий-примечание, в котором изложил причины создания и суть новой трактовки финала пьесы. Критика отметила неблагоприятную для цельного восприятия произведения форму подачи этого варианта — отдельно от основного текста. Литературный обозреватель «Русского богатства» поставил также под сомнение целесообразность подобных изменений, призванных, по замыслу автора, завершить «всеобъемлющее изображение человеческой жизни». Последнего, утверждал критик, никакой художественный образ, даже самый типический, дать не может, и «если художник станет на путь вариантов, он будет гоняться за своей тенью, вечно изменчивой, ибо вечно изменчив он сам» (Русское богатство, 1908, № 5, отд. II, с. 153).
«Жизнь Человека» переводилась на иностранные языки и ставилась зарубежными театрами.
Рассказ о семи повешенных
‹Из общей части раздела «Комментарии» т. 3
…Изображение революции и революционеров у Андреева своего рода фон для постановки вечных вопросов человеческой жизни, выражаемых антиномией «жизнь — смерть». В этом смысле необычайно характерным является одно из вершинных произведений Леонида Андреева — «Рассказ о семи повешенных», который весьма показателен именно в плане